«Страшная» тайна

 

            Поговорим сегодня о «страшной» тайне счастливой жизни. Оказывается, чтобы быть счастливым на этой земле, чтобы радоваться жизни (для чего, собственно, человек и живет, по крайней мере, духовно), необходимо знать единственную вещь. Вещь совершенно аксиоматическую, то есть не требующую доказательств. Дело все в том, что чтобы жить счастливо, просто не нужно бояться. Не нужно думать, что ЛЮБОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ НЕОБХОДИМО ЧЕМ-ТО ИСКУПАТЬ. Это не так. Совсем не так. Не нужно работать всю жизнь, чтобы дышать свежим деревенским воздухом. Нет необходимости не спать ночей, чтобы воспользоваться приходящим вовсе не по расписанию вдохновением. Нет смысла искать иголку мудрости в стоге благоглупостей – ее находка уже сама по себе будет обезображена процессом увязания в куче отбросов.

            Не нужно мазохизма. Не надо ждать боли, чтобы в какой-то момент почувствовать «вознаграждение» за ее отсутствие. Боль не связана с вознаграждением. Награда ничем не обусловлена. Чтобы ее получить не нужно проходить через круги ада. Ее просто надо взять в руки – и все. Правда, тогда это уже не награда, но в этом-то весь и смысл. Не нужно искать наград. Ведь то, что ты стоишь в длинной очереди, вовсе не означает, что она движется быстрее очереди короткой – скорее наоборот. Не нужно мазохизма.

            Счастье это не вознаграждение за какой-то труд. Это не «тюремный отпуск» и не «покойная старость», обреченная на немочь. Счастье невозможно заработать. Счастье просто должно быть у человека. «Человек создан для счастья, как птица для полета». Это истинная правда. Не важно, кто это сказал и для каких целей. Важно, что это попадание в яблочко. Смысл в том, что не стоит изматывать себя, думая, что это и есть путь к счастливому. Смысл в том, что не нужно, именно, не нужно «работать» на счастье. Счастье должно быть безо всякой работы, ибо творчество это не работа. Хотя, может, оно и есть работа, но во вторую, неглавную очередь. В первую же и главную, – творчество есть радость бытия, ошеломление свободы, водоворот самовыражения. Когда пишешь красивую статью, строишь красивый дом, красиво налаживаешь красивый механизм, решаешь красивую задачу, да тогда и думать не думаешь о собственно «работе». Она вторична, как и всякий труд вообще. Тот, кто провозгласил «славу труду», очевидно, был просто болен. Болен мазохизмом.

            «Но ведь кто-то должен и гайки закручивать, и землю копать, и коров пасти и кормить…» Да, должен. Но рано или поздно (если он того захочет), этот кто-то всегда в силах избавится от рутины, от своего рода работы ради заботы. Как? А это уже его проблемы. Уверен: если такой человек захочет работать творчески – он сделает это. Переменяет саму работу на что-то более интересное, либо сделает интересным процесс труда, облегчит его, механизирует, автоматизирует, потребует, чтобы за его отказ от творчества платили втридорога, наконец. Деньги, эта отчеканенная в монетах свобода, не самая плохая компенсация за добровольный отказ от радостей жизни.

            Но самое важное, если человек в кои-то веки осознает себя обездоленным рутиной, это значит, что уже половина пути в сторону от конвейера пройдена. Мысль эта, раз оформленная, уже покою не даст. Дело за малым. Вопрос времени. Дело техники.

            Счастья не нужно добиваться. Как и любовь его нужно ловить, настраиваясь на частоту счастливых колебаний, подгоняя под себя длину волны свободы. (Это, правда, уже из области радиотехники.) Важен вектор. Направленность. Счастьеустремленность. И самое главное, понимание того, что ЗА СЧАСТЬЕ НЕ СТОИТ ПЛАТИТЬ, ПОСКОЛЬКУ ОНО БЕСЦЕННО. Любой труд во имя счастья (моего, твоего, страны, расы, человечества) обречен пропасть втуне. Трудное счастье есть оксюморон, помноженный на дурной тон.

Иными словами, ЗА СЧАСТЬЕ НЕ СТОИТ ПЛАТИТЬ, ПОСКОЛЬКУ ЕГО НЕЧЕГО БОЯТЬСЯ. Точнее, бояться его потерять. Действительно, лишен счастья лишь тот, кто его боится. КТО ЕГО БОИТСЯ. БОИТСЯ и потому сочиняет всевозможные преграды для его достижения, тем самым парадоксально (но так по-человечески) не давая возможности одновременно и лишиться того, чего избегает. Несчастный выдумывает всяческие теории о жертве и искуплении, о жертве кровной и бескровной (я намеренно не ставлю кавычек). Для счастья же, как мне думается, жертвы просто не может быть в принципе. Результат любой жертвы никогда не сможет подняться до понятия о счастье. Потому что мир, в котором жертва возможна – ОБРЕЧЕН. Потому что любая жертва – это трагедия. Жертва унижает, в меньшей степени – того, кто жертвует, в большей – того, для кого эта жертва делается. Как все же верна пословица, что на чужой беде не въедешь в рай!

Жертвой всегда что-то искупают. Тем самым создавая определенный баланс, столь необходимый естественному ходу вещей. Но что это за равновесие… Оно всегда несчастливо как затянутое тучами небо. Не стоить вовсе мыслить такими жертвенными категориями, если хочешь прикоснуться к вечности в ее самом светлом понимании. И, кстати, мировая победа христианства – этого непобедимого движения отказа от ветхозаветной жертвы – подтверждает мои мысли, хоть я и не хочу вдаваться здесь в подробности о природе героизма.

Рассуждая в категориях жертва / палач, никогда не добьешься счастья в этой жизни. Рассуждая в категориях нет жертвы / нет и палача, ТЫ НАЙДЕШЬ СВОЕ СЧАСТЬЕ.

Мир добр, в нем нет зла. Не стоит доверять гностикам и прочим мироотрицателям. Не стоит искать их скрытого влияния ни в христианстве (которое, как говорят, выросло из гностицизма), ни в масонстве (которое, как опять же говорят, канонизировало гнозис). Если бы влияние гностиков было столь велико, конец света давно уже случился бы, и я бы не смог никаким образом писать сейчас эти строки. Наоборот, влияние гностических мироотрицателей преодолено, и именно поэтому мы до сих пор еще живы. Поскольку, как мне кажется, их влияние всегда будет преодолеваться, рискну предположить, что мы будем жить вечно.

Нет, не должно быть метафизических добра и зла. (Вспомним мифологическое, а может быть и реальное грехопадение в связи с различением этих понятий.) Потому что тогда все на свете есть большее или меньшее зло. В то же время не бывает и так, что нет ни добра, ни зла. («Что воля, что неволя, – все одно.») Что-то все же должно остаться, не правда ли? Что-то, что говорит о нас как о реальности. Да неужели в конце-концов не очевидно, что на свете есть лишь одно добро! («Бог есть Свет и Нет в Нем Никакой Тьмы.») Человек, избавленный от серьезной дихотомии жизненного восприятия, свободный от уз дуалистического мазохизма, вечно бьющегося между плохим и еще более худшим, человек, понимающий как подрубить этот корень зла – обречен на счастье, и мне к этому больше нечего добавить.

 

О.Воробьёв, поздний вечер, почти ночь 29 марта 2004 г. (+4 апреля)